Можно ли без силы искоренить зло? Фильм «Старикам тут не место»
Несмотря на то, что христианство в значительной степени потеряло свою былую значимость как регулятора общественных отношений, задающего нормы поведения, и сегодня немало людей называют себя христианами. Наше общество в значительной степени остается христианским, православие лежит в фундаменте его культуры. При этом в нем, в этом обществе, происходит много зла, к которому люди относятся подчас безучастно. И хочется понять, а стоит ли что-то за этим самоназванием, когда речь заходит о проявлении зла вокруг нас.
В связи с этим вспоминается принцип, который многие христиане взяли за основу своей жизни — непротивление злу насилием. Принцип этот не нов, однако смею сделать предположение, что встал особо остро в настоящее время. Конечно он присущ не всем верующим, однако существенная часть христиан исповедовала и исповедует этот принцип и сегодня.
Сопротивляться же злу может человек, связанный с некоторым источником энергии, откуда он может черпать силы. И христианство здесь по понятным причинам связано с этим источником и может сыграть важную роль.
Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой придерживался в своей жизни принципа непротивления злу. Он верил в то, что подобное мироощущение изменит человечество в лучшую сторону. Не отвечать злом на зло, не противиться злу насилием — такова была основа жизнеучения Толстого. А как следствие, добро писатель определял как категорию, лишенную активной деятельной составляющей по отношению ко злу.
Путь, которым шел Толстой был не нов. Например, такие отцы церкви, как Климент Александрийский и Ориген считали военную службу неприемлемой для христиан. В различное время подобных взглядов придерживались крупные и мелкие христианские течения Cредневековья и Нового времени: донатисты, вальденсы, катары, орден францисканцев. Идеи непротивления злу озвучивали такие представители Реформации, как Эразм Роттердамский, Себастьян Фанк. В России приверженцами этого течения были верующие-духоборы. Были известны случаи, когда они отказывались от военной службы и уничтожали имевшееся у них оружие.
Хочется однако задать вопрос, а известны ли какие-нибудь случаи, чтобы доброта делала злого добрым или хотя бы менее злым?
Русский философ Владимир Соловьев с позиции альтернативного на тот момент христианства оппонировал Толстому и идеям непротивления, например в произведении «Три разговора».
Философ поднимает проблему того, что значительная часть христианского мира того времени осуждает войну. Причем не только сторону, которая нападает, но и ту, которая обороняется. Мол, не важно, защищаешься ты или атакуешь, важно то, что убиваешь, а значит «творишь зло» при любом раскладе. По сути, Соловьев говорил о том, что военные люди лишаются «нравственно-религиозной санкции». Хотя по словам одного из героев рассказа, генерала:
«Все святые русской церкви принадлежали лишь к двум классам: или монахи разных чинов, или князья, то есть по старине, значит, непременно военные».
Еще в одном месте философ ставит перед теорией Толстого серьезные вопросы. Соловьев рассматривает ситуацию, когда отряд турок во время русско-турецкой войны истребил беззащитный караван армянских женщин и детей. Причем истребил с особой извращенной жестокостью. И здесь философ спрашивает, а что должен сделать истинный христианин — остановить зло или же дать случиться новой трагедии? И, защищая христианскую веру, Соловьев описывает акт уничтожения отряда турок как высший момент духовной жизни русского солдата. Привожу еще одну цитату генерала:
«Единственный раз в жизни испытывал я полное нравственное удовлетворение и мое единственное доброе дело — когда убил я более тысячи человек».
По сути Соловьев говорит о том, что активное противление злу — обязанность христианина и даже убийство не может встать на пути этого противления. Философ заключает, что дьявол требует непротивления злу. Он это делает под обманчивой и соблазнительной личиной добра.
Для лучшего понимания проблематики зачастую помогает обращение к художественному образу, переданному через литературное произведение или кино. Обратимся к кинокартине братьев Коэн «Старикам тут не место», снятой по одноименному роману американского писателя Кормака Маккарти.
Это история погони, в которой неудержимый и жестокий убийца преследует человека, укравшего деньги, оставленные во время неудачной сделки наркомафии. Убийцу, в свою очередь, преследует шериф, который пытается предотвратить все это.
Действие фильма разворачивается в 1980-х годах в маленьком техасском городке. Тихом и сонном, но в котором иногда промышляет наркомафия.
Закадровый голос в начале фильма одного из главных героев картины — уже стареющего местного шерифа Эда Тома Белла — повествует нам, что преступления, совершаемые современными людьми изменились, они стали более жестокими, а мотивация преступников зачастую необъяснима.
Размышляя об этом, шериф говорит, что он не боится смерти, но добавляет, что не хочет рисковать жизнью в сражении с тем, чего не понимает. Он уверен, что сопротивляясь этому злу идешь на то, чтобы играть по «их правилам». А это чревато «замарыванием» души. Белл же хочет остаться «чистеньким»:
«Ведь ты же душу свою закладываешь, когда связываешься с этим».
Еще один главный герой фильма — сварщик и ветеран Вьетнамской войны Льюэллин Мосс — появляется в картине в сцене охоты на стадо антилоп. Фабула фильма и книги разворачивается вокруг нахождения им крупной суммы денег в чемодане, оставленном после бойни, учиненной наркомафией. Хозяевам денег — крупному бизнесу — становится известно кто забрал их добро, и на Мосса начинается охота.
Задача по поимке Мосса и возвращения денег ставится перед наемным убийцей Антоном Чигуром, зловещей фигурой картины, третьим главным героем, которого ничто не может остановить. В фильме опущен момент того, что и Чигур является ветераном Вьетнамской войны. Это тип человека, которого Кормаки Маккарти называет «новым типом», рефлексирующий, но совершенно осознанный садист, вырвавшийся на свободу в американском ландшафте.
Хладнокровный убийца Чигур лишает жизни не менее 12 человек за всю картину. Неумолимый и непоколебимый, сосредоточенно лечащий свои раны, которые поразили бы большинство людей. Это машина убийства, лишенная всякого сострадания. В фильме по своей смертоносности он сравнивается с бубонной чумой. В своих казнях, кроме огнестрельного оружия, он очень символично использует пневматический инструмент для забоя скота. Для него люди — это скот, не заслуживающий жизни.
И вопрос, который не покидает на протяжении всего фильма, кто и что сможет остановить этого «зверя», «машину смерти»? Появится ли у него достойный противник? Упования возлагаются на шерифа. Оправдает ли он их?
Объясняя то, что происходит с миром, шериф Белл говорит, что все сильно изменилось и мир стал жесток:
«Вот недавно читаю сошлись двое парней. Один из них из Калифорнии, а другой из Флориды. Встретились где-то посередине. И отправились вместе по стране убивать людей. Не помню уж скольких они прикончили. Неужто нас ждет такое будущее»?
Он постоянно вспоминает, что в прежние времена были шерифы, которые даже не брали с собой оружия. Сейчас же все изменилось. Ко всему этому добавилось равнодушие к чужим бедам, которое подмечает Белл:
«На прошлой неделе вычислили пару в Калифорнии, которая сдавала старикам комнаты, а потом убивали их. Закалывали во дворе и обналичивали их страховку. Сначала они их мучили, уж не знаю зачем… Соседи забили тревогу, когда из дома выбежал голый человек в собачьем ошейнике… И только тогда на них обратили внимание. А что там вопили и копали могилы во дворе это никого не встревожило».
Мир катится в «тартарары» говорит Белл: изнасилования, убийства и наркоторговля в школах за последние 40 лет стали чем-то обыденным. Все это сложно было представить в его молодости.
Однако чем он отвечает на все эти справедливые описания происходящего вокруг? В книге, да и в фильме тоже, подчеркивается религиозность Белла. Шериф выбирает то самое непротивление злу, про которое я писал выше. Он уверен, что Богу нужно, чтобы человек «сохранил свою душу» и поэтому за всю его службу он не убил ни одного человека и он этим гордится: «я этому очень рад».
Как все это контрастирует со словами генерала из рассказа «Три разговора» Владимира Соловьева, цитату которого я уже давал, про «единственное доброе дело» военного — «убийство более тысячи человек», издевавшихся над беззащитными женщинами и детьми!
Остановить же все это может только Христос, считает Белл, ни он, ни кто либо другой из людей. Он снимает всю ответственность с человека. Привожу цитату из книги, которой нет в фильме:
«Бывает проснусь ночью и предельно ясно чувствую, что ничего нам так не хватает как второго пришествия Христа, которое способно замедлить этот несущийся поезд».
Отчетливо можно увидеть желание и стремление шерифа закрыться в своем маленьком мирке, где нет всей этой ужасной реальности, от всех этих убийств и Чигура:
«Из окна кухни выглянула жена. Улыбнулась. В уютном желтом свете падали и кружились снежинки. Они ужинали в маленькой столовой. Передавали скрипичный концерт».
Раздражает Белла все, что способно вернуть его в реальность, окунуть в ту жестокость, которая происходит вокруг и с которой он, как блюститель закона, должен считаться:
«Едва Белл поднес вилку ко рту зазвонил телефон. Он опустил руку. Она хотела подойти, но он вытер губы салфеткой и встал. Он сказал, что возьмет сам.
— Как, черт бы их побрал, они узнают, когда мы садимся есть? Мы никогда не ужинали так поздно.
— Не ругайся, — сказала жена.
Он поднял трубку.
— Шериф Белл у телефона».
Попытки поймать Чигура, деяния которого кровавым шлейфом протянулись по городу, кончились провалом. В итоге Белл признает свое бессилие перед ним и нежелание что-то менять. Он принимает решение уйти в отставку. В беседе со своим старым другом шериф говорит следующее:
«Сейчас собираюсь уйти в отставку и не в последнюю очередь потому, что просто знаю, что не хочу дожидаться приказа начать охоту за тем человеком».
И здесь читатель книги и зритель фильма хватается за голову, не понимая поведения шерифа. «Ведь Чигур еще жив, и ты сам говоришь, что таких все больше, почему же опускаешь руки? Почему же сдаешься?». Где разгадка поступка шерифа? Коэны опускают очень важный момент, который есть в книге. Он в некотором смысле объясняет поведение Белла.
В разговоре со своим дядей уже в конце книги и фильма шериф исповедуется ему. Он рассказывает, что во время Второй мировой войны бросил своих товарищей в бою. В окружении немцев ночью, когда появилась опасность того, что он будет убит, Белл предательски сбежал.
Да, пазл наконец-то сложился. Перед лицом опасности шериф пасует. Он мог бы искупить прежнюю вину, но поступает так же. Да он пытается еще прикрыться фиговым листком веры в Бога, сохранить свою душу, но он хорошо понимает, что совершает такое же предательство, как и тогда в бою, и это угнетает Белла. Он почуял «запах» поражения:
«Он не мог подобрать названия своему чувству. Печаль, но в то же время нечто иное… Он испытывал это чувство и прежде, но оно быстро проходило и когда он сказал это себе, то понял, что это такое. Это чувство поражения. Будто получил удар и не дал сдачи».
В последних сценах фильма и книги шериф сидит за своим кухонным столом, сломленный, лишенный всяких занятий и полезности для общества, которому он служил. Побежденный, он рассказывает жене о своих снах, заканчивая словами: «А потом я проснулся».
Итак рассмотренный художественный образ, переданный через произведение «Старикам тут не место», иллюстрирует то, что зло, обладая собственной действительной силой и автономностью, не будет искоренено само по себе. И наивно полагаться на то, что оно исчезнет, если человек не будет сопротивляться ему силой.
Действительная победа над злом возможна только при активном ему сопротивлении, которое не исключает насильственных действий. Для человека верующего это аксиома: «И, сделав бич из верёвок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул».
Сегодня эта проблема становится актуальной как никогда. Мы видим это даже по поведению человека, когда он становится безучастным свидетелем происходящего рядом с ним, к примеру, в общественном транспорте. Несмотря на то, что зло автономно, оно не может не соотносится с окружающим миром. Если представить его живой сущностью, способной различать запахи, то оно не может не чуять запах слабости и бессилия сегодняшнего человека.
Чего не хватило шерифу и чего может не хватать нам, людям, которые тоже далеко не герои, со своими проблемами? Любви. Именно любовь способна переделать человека в совсем уже отчаянной ситуации. Человек понимает, что у него хотят отнять то, что ему дорого, то, что он любит и у него появляются силы на то, чтобы, для начала, открыть глаза на происходящее, а потом уже что-то предпринять. Однако, как возродить любовь в человеке — большой вопрос.